Можно было лишь представить настроение Джонатана в тот вечер. Я не выходила из своей комнаты. Меня вынуждала к этому не боязнь встретить его сочувствие, а нечто другое — более опасное ощущение. Спускаясь к завтраку на следующее утро, я пребывала в большой тревоге, но решила не завтракать у себя. Мне следовало разобраться со сложившейся ситуацией, и чем быстрее, тем лучше.
Я представляла Клэра в раскаянии, больным, озлобленным, ищущим самооправдания. Действительность поразила меня: он встретил меня с улыбкой и заговорил о прекрасной погоде:
— Кажется, нас ждет золотая осень, небольшое затишье перед грядущими дождем и снегом. Вам следует воспользоваться им, пока оно продолжается. Конечно, я не настаиваю, но мне бы хотелось, чтобы вы покатались на Султане для ее и вашего блага. В сопровождении конюха и мистера Джонатана, я надеюсь, вам будет не страшно?
Я взглянула на Джонатана, уже сидевшего за столом, но он глядел в сторону. Клэр был сама любезность: он то ли не помнил случившегося, то ли решил притвориться непомнящим.
— Я должен извиниться перед вами. Уезжаю на несколько дней в Эдинбург, надеясь получить сведения, чтобы уладить наше дело, Скотт. Я знаю, вы рветесь в Лондон, и благодарен вам за ваше терпение.
Он спешно покинул нас под предлогом необходимости подготовиться к предстоящей поездке.
Наш разговор с Джонатаном был на редкость сумбурен. Его, как и меня, несказанно удивило невероятное поведение Клэра, но нам трудно было говорить об этом из-за присутствия слуг. Вскоре вернулся Клэр, одетый по-дорожному. Я сразу же догадалась, что что-то вывело его из себя, и почти успокоилась, увидев обычное хмурое высокомерное выражение его лица.
— Кажется, эта деревенщина конюх Том шляется где-то поблизости, — начал он. — Вы помните, леди Клэр, я запретил вам видеться и разговаривать с ним?
Это я слышала впервые. Клэр приказал мне не посещать дом конюха, но не запрещал мне видеться с ним. Клэр не дал мне времени на возражение, даже если бы я сочла целесообразным что-либо ответить ему.
— Я приказал Уильямсу выпороть его, если он здесь снова появится. Я не желаю, чтобы вы тайком виделись с ним, где бы то ни было, слышите меня?
Я взглянула на горничную Мартину, застывшую в испуге с блюдом горячих булочек в руке.
— Но я никогда…
— Избавьте меня от вашей лжи, — прервал меня Клэр. — Полагаю, вы выполните мои распоряжения и мне не потребуется запереть вас в вашей комнате. Скотт, требую от вас проследить за выполнением моих распоряжений и поставить меня в известность, если они будут нарушаться.
С вежливым поклоном он вышел из комнаты. Мартина, поставив блюдо с булочками, ретировалась, и Джонатан, дождавшись ее ухода, взглянул на меня.
— Нет, — сказала я, как бы прерывая его. — Не здесь. Давайте поедем на прогулку. Мне следует выполнять распоряжения…
Я примчалась на конюшню, опередив Джонатана, кое-как набросив на себя костюм для верховой езды. Даже мысль о Султане не испугала меня. Мне хотелось буйствовать, скакать во весь опор и бить палкой куда попало. Мое возбуждение удивило меня самое: откуда во мне такая злость после непрерывных рыданий и страха? Ответ не замедлил ждать: это он вызвал во мне эту злость.
Клэр выделил лошадь для Джонатана, и по моему распоряжению Уильямс оседлал ее и Султану. Он собирался оседлать третью лошадь.
— В этом нет необходимости, — сказала я Уильямсу, увидев Джонатана.
— Извините, миледи, — ответил Уильямс, отводя глаза. — Но его милость распорядился…
— Чтобы вы сопровождали нас?
— Не я, миледи. — Уильямс потупился.
Из одного из стойл на двор, сутулясь, вышел мужчина. Одни только размеры его могли испугать кого угодно. Это был рослый, массивный детина с руками, свисавшими до колен, с огромным искривленным носом. Мое пребывание в Лондоне было недолгим, но я узнала этот типаж. Мужчина был явно не из деревенских.
Он дотронулся до своей шапки в знак приветствия, сопровождая этот жест наглой ухмылкой, вызвавшей недовольный взгляд Джонатана и напомнившей мне о необходимости быть осторожной.
— Хорошо, — сказала я, обращаясь к Уильямсу. — Но прикажите этому парню держаться поодаль. Мне он не нравится.
Мы выехали с конюшенного двора, и только на дороге к болоту я сочла возможным начать разговор:
— Зачем он приставил ко мне этого негодяя? Кто такой этот мошенник?
— Очень точное описание, — сказал Джонатан с улыбкой. — У меня есть некоторое представление о старом добром английском искусстве борьбы, и мне думается, я видел этого парня на ринге.
— Хорошо, — сказала я, погасив свой гнев. — Он не послужит помехой. Мы не можем больше молчать, мистер Скотт. Дело зашло слишком далеко, и никакие извинения или попытки умолчать более не уместны. И причиной тому наше бездействие. Извините, что вам пришлось быть всему свидетелем.
— Вы же сказали, никаких извинений. — Джонатан выдавил усмешку. — Леди Клэр…
— Прошу вас, не называйте меня так. Хотела бы, чтобыэто имя никогда не было моим!
— Когда-то, возможно, я мог бы называть вас Люси, тогда, когда я мог и говорил вам то, что теперь уже не могу сказать вам.
— Что же изменилось, — сказала я протестующе, — кроме официального имени и пустой юридической формальности?
— Эта фикция управляет нашей жизнью, — тихо ответил Джонатан. — Но если я не могу подчиниться зову…чувства в разговоре с вами, мой долг позволяет, более того, требует, чтобы я воспользовался преимуществами знания этой юридической формальности. Знаете ли вы, какие возможности представляют вам законы этой просвещенной науки против действий, свидетелем которых я стал невольно?