Султана начала волноваться, почувствовав мою растущую обеспокоенность. Ее беспокойство явилось для меня новым источником тревоги. Я всегда немного побаивалась ее… Я попыталась убедить себя, что опасаться нечего. Мне нужно было решить, следует ли ехать вперед или вернуться обратно. В конце концов, я решила, что Клэр должен возвращаться этим путем и мне проще встретиться с ним на тропе, чем возвращаться домой по уже еле заметным ориентирам.
Я медленно поехала вперед. Я не хотела пускать лошадь на волю, боясь потерять чуть видневшиеся следы тропы. Лошади не нравилась такая езда, и мои руки ныли от напряжения, сдерживая ее. На мне был плащ с капюшоном, я натянула его на голову, но он мало предохранял от влаги, заливавшей лицо и склеивавшей ресницы.
Мы двигались, таким образом, как мне казалось, уже не один час. В полной тишине, когда, наверное, попрятались даже птицы, я могла слышать неровное биение моего сердца. Легкие копыта Султаны почти неслышно ступали по толстому слою мха. И вдруг меня затрясло от страха. Узкая тропа, по которой я ехала, представляла утрамбованную землю. Взглянув вниз, я обнаружила, что она исчезла. Я заблудилась.
Я осадила лошадь. На этот раз она попятилась назад. Я шлепнула ее и приказала стоять на месте. Мой голос сорвался, и возникшее эхо так мрачно отозвалось в вязком тумане, что я решила больше не открывать рта вообще. Впервые мне пришло в голову, что дамское седло, несомненно, самое глупое изобретение современности. Сидя верхом, всадник крепко держит животное, и, если он не полная размазня, его нелегко сбросить на землю. Женщине с боковой посадкой вообще не за что держаться на лошади.
Скромность в жизни все же значит меньше безопасности.
Этот еретический вывод так удивил меня, что на мгновение я забыла, где нахожусь и какая опасность мне угрожает. За последние несколько месяцев я познакомилась со множеством оригинальных мыслей, но они не затрагивали основных принципов женского поведения. Сидя, как на насесте, на лошади, я вспомнила мать Джонатана. Я почти видела ее лицо, сморщившееся от улыбки, когда я излагала ей свои дикие идеи. Ее не шокировала бы даже мысль надеть на женщину брюки, потому что, несомненно, это явилось бы единственно возможным решением проблемы верховой езды для женщин.
Увлеченная этими мыслями, я забыла на несколько минут свои страхи, и лошадь, почувствовав мой настрой, тоже успокоилась. Затем я попыталась обдумать трезво и спокойно, что мне следует делать. Возможно, было бы лучше слезть с лошади и вести ее на поводу, в этом случае я лучше видела бы дорогу и, случайно попав в яму с водой, не отпустила бы поводья и Султана выдернула бы меня обратно. С другой стороны, нужно было принять во внимание и контраргументы: лошадь была непослушной и сильной. Если бы она вздумала удрать, я бы не смогла удержать ее. И все же лучше спешиться; в этом случае исчезает опасность падения, если лошадь все-таки убежит. И еще лучше все-таки оставаться на прежнем месте. По крайней мере, здесь был твердый грунт, и я не отошла далеко от тропы. Наверное, я пропустила Клэра из-за тумана. Когда он вернется домой и узнает, что я отправилась его встречать, он пошлет слуг на мои поиски.
Поэтому в тот момент, когда это случилось, я и лошадь были в полном порядке.
Раздавшийся звук напоминал крик птицы или вопль испуганного животного. Густой туман исказил его до неузнаваемости, и было невозможно определить, откуда он исходил. В этой ужасающей тишине, пронизанной дождем, его воздействие было устрашающим. Я резко вздрогнула, и Султана понесла.
К счастью, я упала сразу же. Будь я наездницей получше или сидела верхом в воображаемых брюках, я продержалась бы дольше и лошадь помчалась бы во весь опор, в этом случае мне досталось бы как следует. Падение ошеломило меня, но папоротник оказался мокрым и мягким. Я полежала пластом с минуту, прислушиваясь к топоту копыт, затихавшему в тишине болота.
Снова раздался резкий пронзительный звук, на этот раз на большом удалении. Мне показалось, что Султана ответила на него ржанием. И опять воцарилась тишина.
.Голова моя кружилась, я попыталась встать, но передумала. Я уже вымокла до нитки, и ноги меня не держали. Все же немного успокоившись, я поняла, что мое положение не так безнадежно. Мне ничего не оставалось, как ждать. Попытаться искать тропу было бесполезно: можно было окончательно заблудиться, так как я не имела ни малейшего представления, в каком направлении ее искать. Наверняка кто-нибудь скоро придет мне на помощь.
Время тянулось удивительно долго, может быть, оттого, что я не могла его измерить, и вскоре обнаружила, что у меня появился такой же опасный враг, если не более коварный, чем трясины, о которых меня предупреждали. Холодная сырость проникала в мою одежду и, казалось, осаждалась в костях, я стучала зубами, руки мои одеревенели. Я встала и начала ходить взад-вперед по узкой тропе. Увы, согреться мне не удалось, и, обессилев, я свалилась на мокрую землю, не натянув даже капюшона на промокшие волосы.
Когда я услышала голос, мне подумалось, что, должно быть, мне это приснилось. От холода и испуга я мало что соображала и, попытавшись ответить, издала слабый хрип, который не был слышен даже за несколько метров. Крик раздался снова, это был человеческий голос, звавший меня, но сквозь туман не было видно ничего, даже тени. Я поняла, что, если не отвечу на зов, меня не найдут. Мой спаситель пройдет мимо совсем рядом и не заметит меня, а эти туманы иногда не рассеивались по нескольку дней.
Я с трудом поднялась на ноги. На этот раз необходимость немедленных действий придала мне силы. Я заревела, как заблудившийся теленок, и сразу же услышала ответный крик. Кто-то вынырнул навстречу из тумана, словно материализуясь из призрачного мира. Призрак оказался моим конюхом Томом. Его рыжие волосы отливали огнем, а лицо светилось от радости и облегчения.